Зинка принесла литровую бутылку «Чивас Ригал» (я охуел – это двести баков минимум), две бутылки настоящей «Хванчкары» и, представьте себе, «Nemiroff» с перцем. И поставила перцовку перед моим носом с таким, блин, видом, как будто я всю жизнь мечтал о ней! О перцовке, в смысле…
ЭВ говорит, что он – человек пожилой, 43-го года рождения, итого 67 лет, поэтому он, с нашего позволения будет «Хванчкару». И, если можно, что-нибудь закусить: сулгуни там, или еще какой люля-кебаб…
- Так на чем мы коллега остановились?
- На за каким хером я прилетел на магаданские учения…
- Вот именно, коллега, за каким?
Выражение лица (моего): губы «поцелуйчиком», глаза широко открыты. Руки расслаблены и разведены в стороны…
- Я тоже не сразу врубился – ну учения и учения… Надо ж военным побряцать новыми игрушками… А потом начал складывать одно к другому – интересная получается мозаика. Ты про генерала Ищенко раньше слышал?
- Нет.
- Правильно. И не мог слышать. Две недели назад он был полковником. А сейчас – генерал-лейтенант. Нормальная карьера?
- Ему кажется тридцать четыре года…
- Точно. В тридцать три он стал полковником – натворил каких-то подвигов в Чечне… Ты, кстати, как к Чечне относишься?
- Сложно отношусь, ЭВ. С одной стороны любая империя получает в итоге национально-освободительную борьбу, и это естественно, а с другой, если пойти на поводу у всяких сраных сепаратистов, так в итоге вообще ни хрена не останется. Да и вообще………………………..
- Ну, что вообще?
- Что вообще? А вы обратили внимание, что вся мировая история и политика – это не логика и здравый смысл, а эмоции толпы…
- Управляемой толпы…
- Совершенно верно. И сиюминутные желания сильных мира сего…
- Ты забыл про бабки.
- Ну и бабки.
К этому моменту Зина и вторая безымянная ментесса закончили сервировать стол. Получилось весьма недурно. За десять минут они намешали разных салатиков, поставили чистенькие тарелочки, разложили салфетки…
- Горячего нет, вы уж извините. Ресторан еще не открыли.
- А это вот копченая оленина, изумительно идет под водочку.
Быстрее всех нажралась Зина. Сдобная брюнеточка девяноста килограммов. Она уселась Лимонову на коленки и шептала ему на ухо какую-то похабень. Вы можете мне не верить, но ЭВ краснел как старшеклассница. Дежурные менты за двадцать минут выжрали литр «Чивас Ригал» и пошли патрулировать аэропорт. Четко пошли. Только разрумянились.

* * *

При всем уважении к ЭВ, я над ним потешался. Не вслух, конечно, про себя. Вы бы видели «дедушку русского нонконформизма» с всклокоченной шевелюрой, растрепанной бородой и засосом под левым ухом! Перепачканный помадой и пахнущий духами «Красная Москва» Лимонов поднимался по трапу. Плюс двести пятьдесят водки. Плюс три стакана «Хванчкары». ЭВ хлопнул по плечу какого-то хлопца в летной форме и сказал:
- И не надо мне рассказывать про турбулентность…
До Магадана долетели без приключений.

Глава 2, в которой становится ясно, что танки не только не боятся грязи, но и любят ее.

- Какие люди! – это относилось явно не ко мне, какая-то женщина лет двадцати пяти смотрела на спускающегося по трапу Лимонова с земли и рылась при этом в карманах. Я подумал, что незнакомая гражданка вполне может достать оттуда браунинг и выстрелить… В Лимонова, в меня, в себя… В белый свет, как в копейку… Это было бы вполне в стиле тех событий, которые нам предстояло пережить.
- А Вы Лимонов? А меня зовут Софья. Можно просто Соня. У вас закурить не найдется, а то я где-то забыла свои сигареты…
Лимонов достал из кармана пачку «Беломора».
- Бери всю пачку, Соня. Я тут пытаюсь бросить курить – будешь мне выдавать по одной, только не сразу, а когда я очень сильно попрошу. Ты тоже представительница древнейшей профессии?
- Ага, политическая проститутка. «Вечерний Бобруйск», отдел аналитики.

* * *

Листок, вырванный из тетради, сиротливо трепыхался над входом в прорезиненную палатку. Фломастером коряво выведено «преса». Так и было «преса» - с одной «с». Два ряда двойных солдатских коек – двадцать спальных мест. Посередине – стальная труба с приваренной трубкой и небольшим квадратным отверстием. Рядом ведро солярки. Такое я уже видел, когда служил в армии. Мы называли эту конструкцию «поларис». В честь какой-то американской ракеты, то ли тактической, то ли стратегической… Через трубку заливаешь чуть-чуть соляры, бросаешь ветошь и поджигаешь. Постепенно сама труба разогревается, соляра начинает испаряться, и горят уже ее пары. Вся конструкция гудит и раскаляется до нежно-оранжевого цвета. Возле «полариса» жара шестьдесят градусов, отойдешь на пять метров – тот же дубак, что и снаружи. КПД – 2%.
Лимонов быстро сориентировался и занял нижнюю койку у окна. Хотя окна – это громко сказано. Пластиковый прозрачный прямоугольник 40 х 60 см. Соня уселась на соседнюю койку. Мне ничего не оставалось, как полезть на второй ярус. В голове заворочались обрывки мыслей… Ложиться спать рядом с Лимоновым, у которого репутация гомосексуалиста?.. Да никакой он не гомосексуалист! Он же трижды женат был, и что характерно, каждый раз на бабе… И более того, и Ленка Щапова, и Наташа Медведева и актриска эта… Не помню фамилии… Все ведь были бабы ого-го!! Собственно, почему были? Медведевой земля пухом, конечно, а остальные, насколько я помню, есть и вполне бодрячком! Эх, Эдуард Вениаминович, старый Вы жулик! Вы, Эдичка Лимонов – Моисеев от литературы. Оптимальный вариант, конечно, расположиться на нижних койках рядом с Соней, но не попросишь же ЭВ лезть на верхнюю полку!
- Так, ну я вижу, вы устроились! Паек на три дня получите вечером у лейтенанта Занданова, - пропел прямо над ухом какой-то пухлый, совсем не военный майор, и мои мысли снова вошли в нормальное русло. Русло командированного журналиста.

А к Лимонову у меня отношение двойственное. Я его дико люблю как писателя. Тем более, что мы с ним чуть ли не в одну школу ходили.
А вот его общественная деятельность настораживает. Более того, сдается мне, что его общ. деятельность - это как раз результат той самой "тотальной жопы с прозой". Лимонов не может заработать писательским ремеслом и зарабатывает на политике...

* * *
Младший лейтенант Александр Боянович Занданов был личностью колоритной. Год назад он окончил улан-удинский политехнический институт и сразу завербовался в армию. Видимо понимая, что бурятскому инженеру вовек не сыскать такой зарплаты и прочих жизненных благ, какие вполне дадут российскому офицеру. На этом его успехи закончились. Старшие по званию боевые товарищи тут же научили Занданова пить, не закусывая, технический спирт, и тем же спиртом прижигать уретру после половых актов с гарнизонными блядями. Ну а находить алкоголь и блядей в любом населенном пункте и в любое время суток Занданов научился уже самостоятельно. Апофеозом морального разложения молодого бурята стала драка в читинском ресторане «Байкал».
Сослуживцы Занданова отмечали присвоение кому-то очередного воинского звания. В том же ресторане местные уголовники праздновали чье-то освобождение. Поспорили из-за музыки. Бандиты хотели слушать «Депеш мод», военные, естественно, группу «Любэ». Дискуссия об искусстве резко перешла в кровавое побоище, в ходе которого лейтенант Занданов потерял левый глаз и остатки моральных устоев. Командованию части нужно было реагировать на инцидент, и оно прореагировало: Занданова судили судом офицерской чести и разжаловали в младшие лейтенанты. Все это об одноглазом интенданте мы узнали от сизоносого капитана, который стоял впереди нас в очереди за пайком.
Кроме меня, Лимонова и Сони из Бобруйска на учения приехали еще человек десять журналистов: китайцы, американцы, один англичанин, француз, итальянец, почему-то румын, и совсем уж сюрреалистично смотрелся в Магадане журналист из Анголы – довольно пожилой негр – выпускник Университета Дружбы Народов им. Патриса Лумумбы.
Занданов каждому выдал картонную коробку с пайком и армейский котелок.
Тут же снова появился давешний майор, представился как майор Штацкий (из обрусевших поляков) и сказал, что завтра в 6 утра танковая колонна уходит из Магадана на Север. Китайцы на грузовиках поедут через неделю, когда грунтовка окончательно промерзнет. Журналистам как народу непривычному к «тяготам и лишениям воинской службы» полагается особая льгота – путешествовать в кунгах мобильных станций связи и РЭБ. И вставать нам завтра в 5 утра, потому как вспомогательные войска и прочая продовольственно-хозяйственная инфраструктура должна быть на месте первой остановки раньше танковой колонны. До Уэлена надо дойти за пять суток. Три остановки: в Гижиге, Аянке и Канчалане. На марше все питаются сухим пайком, воду набрать в канистры, бриться и мыться, как получится, писать-какать в гигиенические пакеты «фиалка». В местах остановок использованные «фиалки» закопать на глубине не менее полутора метров.
- Да, чуть не забыл, - сказал в конце майор Штацкий, - Если какие вопросы или проблемы – обращайтесь прямо ко мне. Я буду в замыкающем танке. Номер 202.
- У меня есть вопрос, - сказал на чистейшем русском ангольский журналист, предварительно подняв указательный палец. Аянка и Канчалан – это уже зона вечной мерзлоты. Как же мы там, простите, говно будем на полтора метра закапывать? Штацкий внимательно посмотрел на негра, выдержал хорошую паузу и сказал, глядя сквозь собеседника куда-то в сторону Берингова пролива:
- Ты довези еще свое говно до Канчалана…

* * *

Ложкой снег мешая,
Ночь идет большая,
Что же ты, глупышка, не спишь?
Спят твои соседи -
Белые медведи,
Спи скорей и ты, малыш.

Занданов, как бы послушавшись капитана, сладко спал за своим интендантским столом, положив голову между ведомостью выдачи пайков и лиловым бюстгальтером 6-го размера. Хозяйка бюстгальтера, в которой каким-то образом угадывалась военная повариха, лежала под столом и громко храпела. Занданов не реагировал ни на «господин лейтенант!», ни на «нажрался, скотина!» Для полной очистки совести мы вручную подняли веко единственного глаза Занданова и заглянули в бездонный черный зрачок. Даже посветили туда фонариком. Реакции ноль.

* * *

Соня сидела в такелажке с таким выражением лица, как будто она только что увидела, как минимум, инопланетян. А как максимум, второе пришествие парня по имени Джизус Крайст. И не вообще пришествие, а пришествие персональное. Персональный Джизус пришел к Соне через приемную антенну Р-325 и шепнул ей на ушко персональную тайну. Так что хвастаться одеялами и ватниками, экспроприированными со склада, нам с Лимоновым не пришлось. Соня высунулась наружу, огляделась по сторонам, затем плотно прикрыла дверь кунга и, понизив голос до сиплого пьяно, сказала:
- Это не учения. Это война.